Фильм «Донбасс» Лозницы: жуткий карнавал или энциклопедия «Новороссии»

Кадр из фильма «Донбасс» Кадр из фильма «Донбасс»

Режиссер сумел в фильме уместить столько информации про самопровозглашенные республики Донбасса, что складывается впечатление, будто не смотришь фильм, а распаковываешь электронный архив с файлами. Вот история об обстреле маршрутки под Волновахой, вот собирательный образ «полевого командира» — то ли атамана Дремова, то ли Моторолы, вот постановочное возмущение обстрелами со стороны «украинских карателей», вот показушная «борьба с коррупцией», вот надругательство над пленными.

В фильме несколько сюжетных линий более-менее между собой связанных. В каждой есть свой прототип: от реальных бытовых инцидентов к совещаниям с участием ныне уже отставного лидера «ЛНР» Игоря Плотницкого, который устраивал публичные разборки за картофель на рынках Луганска. Но несправедливо было бы обвинять режиссера в том, что он просто собрал фейки и реальную хронику событий и смиксовал все это в одном игровом фильме. Лента имеет свой внятный киноязык.

Действие разворачивается во время зимней оттепели: грязь, лужи, мокрый снег, хмурое небо. Добавьте сюда еще чад заводских труб, типовые советские панельки и хрущевки – и картина получится удручающей сама по себе. А еще война… «Прилететь» может в любой момент: вот мы не видим, но только слышим как молодая женщина едет в машине, хвастается своим удачным шопингом и ее на полуслове обрывает залп «Града». Как бы не стремились люди жить своей обыденной жизнью, смерть может ворваться в любой момент.

В фильме почти незаметно того, что традиционно в кинематографе принято называть «ужасами войны»: окровавленных тел, ужасающих физиологических деталей: будто снаряд разрывается прямо перед камерой, поднимает столб черной земли – и все, темнота. Все и так понятно, для чего лишние детали?

Сила «Донбасса» в другом: на экране появляются какие-то абсурдные картины, будто на сцене провинциального театра пытаются сыграть какую-то античную или шекспировскую драму, а получается какой-то пафосный фарс, хочется вслед за Станиславским кричать «Не верю!» Но это только в том случае, если ты не имеешь ни малейшего представления о том, что творится на оккупированном Донбассе в течение последних четырех с половиной лет.

Реальность всегда страшнее любой режиссерской фантазии. Критики, что приписывают Лозницы гиперболизацию и гротеск, вряд ли имеют хорошее представление о жизни «народных республик». В фильме толпа издевается над прикованного к столбу украинского добровольца – в реальности на его месте была женщина, дончанка Ирина Довгань, которая никогда не служила в ВСУ или добровольческих подразделениях.

В фильме «казачки» лупцють палками своих мародеров – в Стаханове во времена правления там Дремова на центральной площади людей пороли нагайками при большом скоплении мирного населения людей за гораздо меньшие провинности. Так же как и «на подвале» нередко оказываются не только бизнесмены, за которых боевики правят выкупы, но и обычные люди, которым не повезло оказаться в не то время не в том месте. Достаточно, как показано в фильме иметь в телефонной книге имена Кабан, Череп, чтобы сепари на блокпосту заявили: так это же позывные! И начать «прессовать» обычного мирного человека.

Не лишен «Донбасс» и сугубо артхаусных моментов. Диалог «мэра» оккупированного города с представителями российского (как можно догадаться) благотворительного фонда – вершина абсурда. Герои начинают говорить таким корявым искусственным языком, с бесконечными тавтологіями о христианских ценностях, хотя каждый из участников имеет в виду, что речь идет о бабло и распил бюджета по гуманитарной помощи.

Однако собеседники настолько увлекаются богословским пафосом, что перестают понимать друг друга. «Вишенкой» на торте можно считать упоминание о «мощи Чурилы Пленковича». На самом деле Чурило – это герой русских былин, при чем персонаж он далеко не высокоморальный: своевольный шафер, красавец-лавелас, любитель чужих жен.

Но в абсурдном разговоре этот факт никого не смущает. Финал сцены: «мэр» спрашивает у секретарши, так что же хотели эти гости «от Саныча», на что та быстро отвечает: два «мерседеса» и УАЗик для мощей. Чиновник обрывает, мол, достаточно им одного «мерса». Секретарша отрицает, что в один «мерсесдес» все не уместятся, но чиновник категоричен:

— На УАЗике доедут. С мощами!

Сергей Лозница дает понять, что весь этот «русский мир» — жуткий постмодернистский карнавал, где Сталин соседствует с церковными хоругвями, экзекуции происходят под аккомпанемент колоколов, а проходимцы из-за поребрика привозят в шахтерский городок «мощи» былинного персонажа, которого никогда не существовало в действительности.

Те, кому не понравился фильм , говорят, что, мол, режиссер снял «чернуху», в которой жители Донбасса показаны бескультурными и агрессивными людьми, таким образом население региона стигматизируется. Это не так. Герои первого плана, действительно, или вооруженная гопота, которыми собственно и являются в массе своей «ополченцы», или чиновники-приспособленцы, для которых открылось «окно возможностей» в самопровозглашенной республике, плюс их холуи, любовницы, охранники – все это «картины с натуры», скажет вам любой, кому приходилось бывать на оккупированной территории.

Герои же второго плана совсем другие. Да, это серая масса, но серая не потому, что это какие-то бесхребетные и жалкие существа – просто люди ютятся в сырых подвалах, заняты одним заданием – выжить. Они теряют эмоции и живут инстинктами – чтобы осуждать их, надо хотя бы раз побывать в этой шкуре. Но среди них также немало тех, кто знает, что такое честь и достоинство.

Пожилая женщина категорически отказывается переезжать в «отжатую» квартиру к своей дочери-шлюхи, что живет с «мэром». Отказывается без пафоса и героизма. «Нет, не поеду», — говорит она тихо, и никакие аргументы про «и у нас даже готовить не надо, Катя (очевидно служанка – авт.) все делает, у нас безопасно, охрана» на нее не действуют. Или же бабушка, которая видит привязанного к стовба «карателя» никакого негатива к нему не проявляет, называет «сынок» и сетует, что сама она 10 км до дочки пешком не дойдет, а автобус неизвестно когда будет.

Даже работница ЗАГСа будто типичная постсоветская мелкая служащая вызывает определенную симпатию. Она говорит заученные фразы о браке парочке нахрапистых «ополченцев» и заметно, как ей отвратительны ужимки этих «молодоженов», как неестественно произносит она слово «рушнык» на русском. Весь ее спич от имени «Новороссии» — это будто какая-то игра в церемонию, вынужденное участие в этом бесноватом карнавале.

Присутствуют здесь и принципиальные моменты. Фильм объясняет, почему международным наблюдателям бывает трудно установить российское военное присутствие на Донбассе. Ни один российский кадровый офицер не назовет своего звания или должности, скорее попросит не задавать лишних вопросов, а то и выставит куда подальше любознательного «интуриста».

Сцена, где немецкий журналист тщетно пытается узнать в сепаров, а кто же них командир – очень показательна. Седой уверенный в себе мужчина, что рычит голосом типичного совкового «полкана», и которого слушаются боевики, отрицает, что он здесь за старшего, и просит позвать «Чапая» — он здесь, мол, есть главный. Клоун с саблей в пышной папахе, с бесчисленными фейковыми орденами на груди, что вызывающе обещает двинуть на Львов, в потом и на Берлин, и есть Чапай – типичный «медийный» командир, какими были в свое время Гиви и Моторола.

Их задача – вимахуватися на камеру, приписывать себе все военные победы, хотя на самом деле, операции типа штурма Донецкого аэропорта или Дебальцево – дело рук российских старших офицеров, «ихтамнет», но для наивных западных журналистов и местного ТВ специально держат таких «чапаев». Если те вдруг уверуют в свое могущество и попытаются воспользоваться своим авторитетом – их тут же уберут российские кураторы. Это мы видим в кино, это не раз случалось и в реальной жизни.

Сцена с бизнесменом, что сначала приходит забрать свое «реквизированную» машину, а потом становится заложником – очень яркий контраргумент для тех, кто считает, что боевиков несправедливо называют «террористами». Выкупы за бизнесменов – типичная террористическая практика. Это скажет любой, кому приходилось заниматься обменом пленных.

Есть в фильме несколько не слишком горьких ложек дегтя. Первая-язык героев. Часть из них говорит типичной «донецкой» на русском, часть (якобы местные жители в автобусе) – слишком чистом русском. Маты кое-где звучат естественно, кое-где складывается впечатление, что над сценарием работал робот и по своему усмотрению расставлял » бля » у реплики персонажей.

Вторая – одежда. Камуфляж в зоне конфликта кроме собственно бойцов могут носить разве старые дедуганы или же бомжи, которым перепал солдатский секонд. Мирный житель никогда не наденет камуфляжные штаны, когда едет через линию разграничения – очевидно, что ему будут «предъявят» за элементы военного обмундирования на каждом блокпосту.

Несколько искусственный и карикатурный вид имеет сценка в горсовете подконтрольного Украине городка – вид героев на «отлично»: усатые депутаты, дамы с пышными начесами, а вот диалог между ними – искусственный, затянутый, как будто из второсортного сериала. Впрочем, западные кинокритики эти нюансы точно не различат, все-же лента все-таки имеет шансы получить международное признание. А тот факт, что российские дипломаты брызжут слюной на ленту Лозницы и обвиняют его в «фашизме», является лучшим свидетельством того, что он довольно точно воспроизвел жизнь «Новороссии».

Подпишись на нас в Google НовостяхПодпишитесь в Google News

Leave a comment

Your email address will not be published.


*